Чего боится Владимир Путин?

В России сейчас больше политических заключённых, чем в разгар холодной войны.

Автор: Эли Лейк (Eli Lake)

На первый взгляд, хватка Владимира Путина за власть кажется очень прочной.

В 2018 г. его партия победила на выборах, набрав 77% голосов. Он консолидировал контроль над российскими СМИ. Большинство его соперников либо скончались, либо были изгнаны. Теперь он может использовать богатейших олигархов своей страны в целях продвижения повестки дня Кремля – точно также, как он сделал после победы Президента Дональда Трампа на выборах в США в 2016 г.

Так почему же Президент России так напуган?

Ведь на первый взгляд автократ, подтасовавший политические правила своей страны для того, чтобы остаться у власти, инакомыслящих бояться не должен. Позволить номинальной оппозиции существовать может быть даже выгодно – например, это ослабило бы экономическое давление со стороны США и её западных союзников, и позволило бы приспешникам Путина с большей лёгкостью тратить свои огромные состояния.

Тем не менее, Путин по-прежнему боится инакомыслящих. Возьмём, к примеру, отчёт, опубликованный на этой неделе Коалицией за освобождение политических заключённых Кремля. Эта состоящая из десятка российских и западных неправительственных организаций Коалиция узнала, что по состоянию на 25 марта 2019 г. в российских колониях томится 236 политических заключённых, что более чем в пять раз превышает количество российских политических заключённых в 2015 г., когда их было всего 46.

На состоявшейся в понедельник пресс-конференции изгнанный лидер оппозиции Владимир Кара-Мурза поясняет эти цифры: Когда в 1975 году Нобелевской премии мира был удостоен знаменитый физик и диссидент Андрей Сахаров, он утверждал, что в Советском Союзе в неволе содержатся 126 узников совести. Невероятно, что сегодня – почти 30 лет после развала Советского Союза – это число политических заключённых в России практически удвоилось.

Ныне среди российских политических заключённых – журналисты, активисты и адвокаты. Некоторые из них ложно обвинены в серьёзных преступлениях – таких, как убийство и хищение. Другие же лишены свободы за записи в социальной сети микроблогов «Twitter».

Например, в ноябре 2017 г. были арестованы Ян Сидоров и Владислав Мордасов за то, что пытались организовать протест против регионального правительства. С тех пор они за решёткой, притом в отчёте указывается, что Мордасова неоднократно избивали. Или же возьмём дело Олега Сенцова – украинского кинорежиссёра и критика аннексии Крыма Россией. Сенцова приговорили к сроку лишения свободы за то, что он якобы пытался организовать теракты и был членом группы украинских националистов –притом, что сама группа это членство отрицает. Согласно ряду правозащитных групп, Сенцов подвергался пыткам, но признаться в этих преступлениях всё равно отказался.

Президент Фонда «Свободная Россия» Наталья Арно (член составившей отчёт Коалиции) сообщила журналистам на этой неделе, что резкий рост количества политических заключённых поднимает вопросы не только о российском государстве, но и о его руководителе. Спрашивает она: «Чего боится Владимир Путин?». Этот вопрос, возможно, следует обдумать и правительствам, желающим противостоять российской агрессии. Путин, может быть, и выдаёт себя за сильного и отважного, но народу своему он доверяет не настолько, чтобы позволить ему услышать хоть какую-либо критику в его адрес.

(Исправлен шестой абзац с тем, чтобы указать, что число политических заключённых в Советском Союзе было не 176, а 126.
Исправлен восьмой абзац с тем, чтобы отметить, что Олег Сенцов отказался признаться.)

В данной колонке не обязательно отражено мнение редакционной коллегии  либо «Bloomberg LP» и его владельцев.

Свяжитесь с автором данной статьи: Эли Лейк – elake1@bloomberg.net

Свяжитесь с ответственным за данную статью редактором: Майкл Ньюман (Michael Newman) – mnewman43@bloomberg.net.

Эли Лейк – журналист-комментатор «Bloomberg», освещающий вопросы государственной безопасности и зарубежной политики США. Он был старшим корреспондентом по вопросам государственной безопасности на «Daily Beast» и освещал вопросы государственной безопасности и разведки в «Washington Times», «New York Sun» и «UPI».